Культурная политика государства и образование

Образование выступает не только транслятором культуры, но и условием преемственности в культуре.

Современному состоянию культуры более всего созвучны динамическое и синергетическое понимание культуры как открытой динамической – антропо-социокультурной системы, функционирующей в сложном сопряжении процессов самоорганизации и организации. Код культуры (лат. codex – книга, и cultura – культура) понимается как совокупность знаков (символов), смыслов (и их комбинаций), которые заключены в любом предмете материальной и духовной деятельности человека. Культурные коды как способы самоорганизации культуры дают возможность проследить развитие культуры в её единстве и многообразии.

Противоречие современного этапа развития России заключается в том, что в российской действительности, по мнению философов и политологов, переплетаются традиционалистский и технократический типы культур. Главную роль в идеологии модернизации играет духовная консолидация общества вокруг идеи развития, но, как утверждает А. И. Шендрик, за рамками исследовательского интереса отечественных и зарубежных ученых осталась тема преемственности культурных ценностей в условиях нарастаю щей унификации культурных миров как последствий глобализации.

В предотвращении унификации культурных миров особая роль принадлежит России, которая может объединить интегральный (восточно-западный) тип цивилизационного развития, основанный на гармоничном сочетании космогенного (традиционалистского) и техногенного (индустриального), материального и духовного начал общественной жизни, на гармоничной коэволюции Общества и Природы. В ходе диалога цивилизаций Россия может предложить миру продукты духовного производства, новые идеи и технологии.

Разумное использование обеих этих возможностей может открыть для нашей страны достаточно оптимистические перспективы». В рассмотрении Востока и Запада как двух противоположных социокультурных миров, понятие «Запад» ассоциируется с парадигмой антропоцентризма, а понятие «Восток» – с парадигмой космоцентризма. Запад ориентирован на совершенствование внешних форм и материальных условий социальной жизни, а Восток – на совершенствование внутреннего мира человека, его духовного сознания и нравственного поведения (Таблица 1.1).

Сущность двух важных моральнопсихологических и культурных моделей поведения отражены в введённых американскими антропологами концептах «культура стыда» и «культура вины». Они определяются противоположностью фундаментальных критериев оценки поведения индивида. В «культуре стыда», характерной для Востока, эти оценки имеют внешний характер – одобрение или порицание членов данного сообщества; в качестве основных мотивов поведения здесь выступает подражание лучшим (тем, кто считается лучшим) и соперничество.

Здесь первично общественное мнение, довлеющее над индивидом и формирующее чувство стыда. Стыд отличается от вины тем, что более тесно связан с телесными ощущениями и тем, что его легко вызвать нарушением негласных общественных правил. Если нарушение моральных кодексов и законов приводит к вине, то бестактность и ошибки вкуса вызывают стыд. В общем виде различия между Востоком и Западом можно представить в таблице (Таблица 1).

Формирование многополярного мира приводит к активизации разнонаправленных социокультурных процессов: конвергенции (от лат. convergo – «сближаю») – процесса сближения, компромисса, стабилизации и дивергенции (от лат. divergere – «обнаруживать расхождение»), или расхождения культур, затруднения взаимодействия, разрушения диалога. Этот процесс нашим современникам пришлось наблюдать в 90е годы ХХ века: «Россия, – это извечное противостояние Власти и Бунта, государственного порядка и перманентной революционности, государственности и свободы, Востока и Запада (…).

У нас исторически сложилась культура, в основе которой сожаление об упущенных возможностях, а не удовлетворение уже достигнутым. Культурно-психологический шок, переживаемый при столкновении с изменившейся социальной реальностью, еще более остро манифестирует ощущение утраты привычного пространства ценностей. Сдвиг произойдет, когда в массовом сознании укоренится идея успешности».

Как утверждает И. В. Кондаков, история каждой культуры (а совместно с нею и цивилизации) носит нелинейный характер: совместно со сменой моделей происходит не только трансформация культурной семантики, но и её сохранение на новом смысловом уровне. Рассматривая конвергентные и дивергентные тенденции в развитии русской культуры, исследователь подчеркивает, что дивергентное развитие в течение трех веков (ХVII-ХIV вв.) вывело русскую культуру на грань революционного взрыва, экстремальность и удачливость которого в истории определяется остротой противоборства нормативных состояний культуры и её антинормативных устремлений.

Причем это амбивалентное состояние, дуализм проникали в каждое отдельное явление, в каждую творческую особенность, в каждый процесс; дивергенция была чревата расщеплением каждой личности и каждого смысла культуры на антиномичные нормативные и антинормативные составляющие, диаметрально противоположные оценки одних и тех же явлений. В предыдущие двадцать пять лет нового времени размывалась смысловая граница не только между тоталитарным и антитоталитарным началами в российской культуре XX века, но и между высоким и низким, серьезным и смеховым, вымыслом и реальностью, религией и атеизмом, искусством и китчем, элитарным и массовым, культурой и социальной реальностью.

В последние годы в социальной коммуникации проявляется «десакрализация святынь» и увлеченность этикой и эстетикой «китча», «кэмпа» и «спеццатуры», укоренившихся в потребительской культуре современного буржуазного общества. Сегодня китч не просто язык массовой культуры, определяющий как общую образностилевую направленность ее объектов на основе ряда свойств (массовость, банальность, простота, знаковая избыточность), но и явление в искусстве, эстетика которого направлена на эмоциональночувственную сферу восприятия. В свою очередь, кэмп – непритязательные продукты массовой культуры, когда намеренно сталкиваются разные стилистические системы, это сознательная вульгарность, заигрывание с плохим вкусом с элегантностью истинного денди, которая смыкается с китчем.

Преднамеренное безобразие, к которому нередко тяготеют (отчасти как раз под влиянием кэмпа) современное искусство и современные нравы, выражается в фриккультуре, культе уродства, создаваемом отнюдь не по наивности, а, наоборот, сознательно и запланированно. Если китч был обманом, творимым во имя «высокого» искусства, преднамеренное необезобразие есть обман, творимый во имя той самой ужасности, которую старалось раскрепостить искусство кэмп.

Квазидемократичное использование спеццатуры характерно также для речи политиков и руководителей высшего ранга: «Медведев объяснил ситуацию с применением уличной лексики, вкратце объяснив, о чем ему пишут жители Лыткарино: “Весь Интернет взорвали, говорят, ни хрена не делают”». Все названные выше качества характерны для искусства ПОСТкультуры, которое называет себя артдеятельностью, «с характерным принципиальным отказом практически ото всех традиционных ценностей – гносеологических, этических, эстетических, религиозных. Им на смену пришли сознательно приземленные утилитаристские или соматические категории: политика, коммерция, бизнес и рынок, вещь и вещизм, потребление, тело и телесность, соблазн, секс, опыт и практика, конструирование, монтаж и т.п. На них и строятся «правила игры» современной артдеятельности».

В основе пуерилизма – путаница игры и серьезного. Работа, долг, жизнь не воспринимаются современным человеком серьезно, и, наоборот, игровая деятельность приобретает излишне серьезный характер, теряя свою культуротворящую функцию. В пуерилизации культуры сыграло роковую роль вступление полуграмотной массы в духовное общение, приведшее к девальвации нравственных ценностей, полагает Хейзинга. Путь преобразования культуры ученый видит в распространении нового общественного духа. Необходимо возродить в широком культурном сознании первозданную игровую природу. Такова альтернатива духовному кризису, предложенная в «Человеке играющем»: только игра творческая обладает культуросозидающим потенциалом, а не симулякр игры – подобие, подмена ПОСТкультурой.

Хаотические процессы могут быть связаны с дуальной природой человека: тело «целеполагает» самосохранение, комфорт, порядок, ограничение разнообразия, рассудочность; дух зовет к риску, свободе (включая свободу от логики), многоальтернативному выбору, разнообразию, то есть к рассеянию информации. Дуальность человека, как его естественная природа, преображается в процессе культуро-творческой деятельности в самосозидание.

Несомненно, все культуры составляют единое целое в общем наследии человека. Каждая культура индивидуальна: она имеет собственный менталитет, свою систему познания, собственные философию и мировоззрение, тип религии и образы «святости», формы искусства и литературы, правила нравственности и кодексы поведения, свою экономику и политику, законы и наказания. В современной российской культуре можно увидеть специфические черты русской культуры, черты европейской культуры ХХ века и черты эпохи постмодернизма (Таблица 2).

На этой основе возникает особый, присущий именно данной культуре, тип личности, обладающий специфическим менталитетом и поведением. Но культурная самобытность народов обновляется и обогащается в результате контактов с традициями и ценностями других народов. Культура – это диалектический диалог, постижение ценностей и традиций других, это и внутрикультурный, и межкультурный диалог (Иванова Г. А. Основы педагогики и методики преподавания. Учебное пособие. – СПб.: СЗФ РПА Минюста России. 2018).